Провинция ТАР

Дипломная работа

Я был шокирован.Еще вчера мы с куратором, профессором Крамером обсуждали мою, уже наполовину написанную дипломную работу о профсоюзном движении в Аргентине, как вдруг сегодня он меня вызывает и, хитро поглядывая, заявил, что на научном совете был рекомендовано изменить тему моей работы на « Тоталитарный режим в Восточной Европе». Видимо, это связано с событиями в СССР, и наш университет пожелал быть первым, кто даст анализ и прогноз на дальнейший ход истории землян. Увидав разочарование и тревогу на моем лице, профессор поспешил меня успокоить:
- Алан, я посчитал, что для будущего социолога сейчас нет более удачного места, чем Восточная Европа. Еще немного и не останется свидетелей этих уникальных режимов. Мне всегда казалось, что у тебя есть интерес к этой части планеты. Разве не так?, - мне пришлось кисло усмехнуться. Все это из-за моей фамилии – «Stoeff». Мой прадедушка- эмигрант оттуда. То ли серб, то ли болгарин- не знаю точно и,кажется, родина его называется «Бессарабия». Мой отец, чудноватый человек, любил за праздничным столом во время семейных мероприятий напоминать об этом факте из нашей фамильной истории. Хотя, среди канадцев не очень принято копошиться среди ветвей генеалогических древ.
Когда я сообщил отцу о новой теме дипломной работы и посетовал на усталость от всей этой возни в архивах и библиотеках, он язвительно хмыкнул, но как добрый и отзывчивый папаша пустился в рассуждения:
-Знаешь, Алан, достаточно изменить свой взгляд на предмет, найти иную точку зрения и он тебе увидится неожиданно интересным. Ну, хорошо, тоталитаризм-это бяка, насилие, скука. Слава богу, Латинская Америка под боком. Очень сомневаюсь, что еще где-нибудь в Европе люди издеваются друг над другом, как петухи в курятнике. Но, ведь , ты можешь сделать приятное, например, дедушке и посетить его родные места. Для тебя , ведь это будет уже не совсем чужой край, а?
Похоже, что отец сам себя уговорил и , наверное, если бы не контракт с фирмой, где он работал архитектором, то уже бы заказал билет. Вот он уже с кем-то говорит по телефону и сияющий возвращается к столу.
- Дедушка даже всплакнул. Ты, ведь, не понимаешь его. Он европеец, тем более, крестьянин. Для них кусочек земли, где он родился – пуп Земли. Короче, ты едешь. Дедушка просил заехать к нему на ранчо. У вас есть повод подружиться, а то вы, как с разных планет.

Дед Кирчо
Дедушка Кирчо, как он просил себя называть, оказался забавно сентиментальным старичком, вопреки нахмуренным бровям и манерой покрикивать скрипучим голосом. Он даже напел какие-то песни на болгарском и заставил меня записать названия неведомых сел и городков: Кубей,Чийший, Шоп-Тараклий, Болград.. Просил меня сделать снимки и обязательно сходить на болградский базар, возле которого есть церковь и там спросить какого-то «дядо Манол». На прощание дедушка, неожиданно, чмокнул меня в щеку. Кино.
Молодой дед Кирчо был призван в российскую армию и участвовал в Первой мировой войне. В одном из боёв он с двумя сослуживцами из Бессарабии попадают в австрийский плен. Дело было зимой, охрана лагеря для военнопленных была не очень старательной, потому что вокруг не было селений, а снег в этом году выпал глубокий и выдалась непривычно холодная погода.Даже охранники из караулки старались лишний раз не выходить. Этим остоятельством и воспользовались трое отчаянных бессарабцев. Они умудрились голыми руками вырыть подкоп из барака и добраться за ночь до ближайшего леса. Никто и не преследовал этих сумасшедших самоубийц. Однако беглецам повезло набрести на отдаленный хутор и по какой-то причине хозяева их не выдали, а как только потеплело,бессарабцы продолжили свой путь по ночам на родину. Но до Бессарабии дошёл только дедушка. Уже почти на границе с Россией беглецы наелись каких-то кореньев и отравились.
Как только полуживой деде Кирчо дотащился до родной Тараклии, случился Февральский переворот, затем распался Румынский фронт, началась большевисткая революция, гражданская война и Бессарабию оккупировали румынские войска.
Дед Кирчо женится на сестре своего боевого товарища и занялся земледелием. Однако румынские власти установили такой репрессивный режим и грабительские порядки, что выживать стало совсем трудно: запредельные поборы, мародёрство, комендантский час были повседневным явлением. Так продолжалось несколько лет, пока вдруг по всей Бессарабии не появились плакаты, приглашающие жителей переселяться в чудесную страну Бразилию, где им выделят землю, дома и оплатят переезд. В том сказочном краю не бывает зим, засух, а на деревьях растёт даже хлеб.
Истерзанные румынскими надругательствами, бессарабцы, особенно из мест проживания потомков болгарских колонистов, были готовы бежать даже не имея представления о стране, языке и жителях неведомого края.
Агитацию проводили владельцы новоприобретенных земель в бразильской сельве с целью устройства там кофейных плантаций, что обещало большие доходы. Владельцы пароходов тоже наживались на перевозке белых рабов, заполняя ими трюмы грузовых судов. В продолжении морского пути в бразильский «рай» дети, старики и слабые люди умирали сотнями и их «хоронили», скидывая в море. В одной семье последовательно умерли все шестеро детей и отец семейства, настоявший на переселении, от горя сошёл с ума и бросился в океан.
Через 20-30 дней прибывших эмигрантов завозили на карантийные острова, а затем распределяли по будущим плантациям, под которые они должны были корчевать лес, кишащий ягуарами, змеями и мухами, от которых умирали дети.
Бессарабцы впервые увидели чернокожих обитателей и невольно крестились при первых встречах с неграми.
Очень быстро переселенцы поняли, что ничего из обещанного им не светит и в пансионе, где находился дед Кичо с бабушкой устроили бунт, отказываясь работать на плантациях. Чтобы укротить бунтовщиков, специально нанятые командос водворяют недовольных бессарабцев на остов, на котором находились полуразрушенные бараки бывшей тюрьмы. В этом концлагере от скарлатины, диареи и недоедания погибает треть заключенных. Полтора года узников заставляли бесплатно трудиться на раскорчёвке леса.
Поскольку слух о концлагере стал распространяться по газетам, бразильские власти принимают меры по закрытию концлагеря и дед Кирчо с бабушкой перебирается в Уругвай, где более честно и последовательно поступали с эмигрантами-земледельцами. Там деде Кирчо успевает получить несколько неплохих урожаев ячменя, кукурузы, бобов, построил дом, в котором родился мой отец и две моих тёти.
Но случилась новая беда-нашествие саранчи, и весь очередной урожай пропал вчистую. Дедушка принимает решение больше не рисковать и перебирается сюда, в Канаду.


Бросок через океан
Когда я вылетел из Монреаля, по совету отца я определил ту точку, из которой буду смотреть на происходящее: я еду на родину моего предка-дедушки Кирчо, покинувшего свои края в 1924 году. Вначале прадедушка завербовался на работу в Бразилию, но там было сплошное мошенничество и он, скопив денег, с семьей перебрались в Канаду. По просьбе деда Кирчо я должен привезти щепотку земли.
В канадском посольстве в Москве меня ознакомили с событиями в СССР. Нельзя сказать, что я за ними не следил, но одно дело глазеть в телевизор и другое-быть свидетелем, как здесь говорят, перестройки.
Кажется, я везучий человек и в посольстве встретил Билла Потоцки. Он также учился в Квебекском универе, также потомок славян, но в ,отличие от меня, серьёзно увлекся политологией и теперь советник посла. В универе мы с ним , кроме футбола, еще сошлись на курсах русского языка. Это меня заставил мой папашка. Оказывается не зря, а за его несколько безалаберными манерами, проглядывает определенная стратегия. Билл пригласил к себе на ужин и когда поболтали немного о прошлом, выпили, я сообщил ему о цели прибытия. Неожиданно для меня он вдруг стал строгим.
- Это серьезный поступок, Алан! Ты должен отбросить студенческие замашки и сосредоточиться. Я не хочу тебя пугать. Но те края, куда ты намереваешься посетить не для романтиков и особенно сейчас.
Во-первых, Бессарабия, родина твоего дедушки- яблоко раздора между всеми соседними державами, некоторые из которых лишь создаются. Добавь сюда межэтнические конфликты, разжигаемые, сам знаешь, кем. Твои родственнички, болгары, между прочим, там разделены границей и отданы на растерзание между коммунистами, национал-румынами, украинскими бандеровцами и генералами Красной Армии. Тебя попытаются использовать агитаторы каждой стороны. Никаких интервью. Я помню, ты посещал театральную студию. Вот, тебе и пригодятся навыки перевоплощения. Ты просто студент из Москвы, изучающий местный фольклор. От политики тебя тошнит…все народности ты любишь одинаково…начальству виднее…каждый должен заниматься своим делом…Но это не самое главное. Ты должен знать, что Бессарабия, она же часть Молдавской республики находится недалеко от Чернобыля. Там нет чистой воды, овощей и фруктов. В СССР потребитель никем и ничем не защищен и не информирован. Здесь, вообще нет потребителя.
-Как?
-Я забежал вперед. В конце концов, это тема твоей дипломной работы. Мое дело предупредить об опасностях, про которые цивилизованный человек не подозревает. Там лекарств не хватает, продуктов в магазинах нет и везде очереди. Ты читал «1984»Оруэлла? Пусть тебя не смущает пресса: журналисты тешат свое самолюбие. На самом деле вся «перестройка»-это, срежиссированная частью КГБ, акция по устранению партноменклатуры. Но в процесс удачно вмешались янки и он стал развиваться не по сценарию. Теперь люди на местах уже ничего не решают.
Этот прибор универсален. Там все вместе: дозиметры радиоизлучения, вредных веществ в продуктах, воде и воздухе.
Вот тебе адрес надежного человека- он будет твоим проводником. Кирилл Илиев, художник, 32 года, город Кишинев. Рекомендую бриться через день. У тебя слишком парикмахерский вид. Пижонов там не терпят.
Мы допили вино, собрали необходимые мне вещи, изрядно перерыв его гардероб. И вот, мы уже на киевском вокзале. Билл рекомендовал ехать поездом, чтобы освоиться среди советской публики и привыкнуть к звукам русской речи. Одно дело кабинетные занятия, другое- живой говор. Вокзал почему-то был оцеплен полицейскими и пришлось поволноваться, когда осматривали мои документы. Я видел как копы бесцеремонно хватали пассажиров, их сумки и волокли куда-то вовнутрь здания. Билл своим холеным, начальственным видом был лучшим пропуском и меня ни чем не расспрашивали. Мы попрощались и я пошел вдоль вагонов к своему месту.

Независимая Молдавия

Кишинев оказался столицей уже суверенной республики Молдова. Я про это узнал в поезде. Для меня это несногсшибательно. В конце концов, мой родной Монреаль тоже считает себя столицей почти независимого Квебека. Но, что меня приятно поразило-привычные вывески. Румынский, как и мой родной французский, одной языковой группы. Я пробежал глазами некоторые объявления и пришел к выводу, что смогу ориентироваться в местном языке. И, вообще, все вокруг достаточно симпатично, современно. Билл явно загнул насчет ужастиков
- Здравствуйте, бон жур, Илиев!, - передо мной возник чернявый, бородатый молодой мужчина, с протянутой в мою сторону, рукой . Очень быстро мы с ним нашли общий язык и , сев в старенький автомобиль с каким-то замысловатым названием поехали к Кириллу, как он выразился, «на хату».Там нас ожидала приличная компания кишиневской болгарской богемы- «нашите хора». Через час я уже забыл, где нахожусь. Знакомый полупьяный балаган, музыка, отчаянный спор. Один уходит, другой появляется, все друзья. К вечеру, как здесь выражаются, я«был готов».
Утром следующего дня Кирилл объявил, что взял «отгул»на неделю и, что звонил из Москвы Билл. Переживал.
Через час, вопреки моему протесту, Кирилл потащил меня на «прием» к одному из руководителей молдавских социал-демократов, с которым был в дружеских отношениях,и тот бы не простил ему мое непосещение. Его друг тоже чернявый, импульсивный и тоже с козлиной бородкой.
- Рад познакомиться с представителем западной интеллигенции. Нас, к сожалению, особым вниманием не балуют даже журналисты. Кирилл вкратце обыяснил мне цель вашего пребывания в нашей стране. Вы желаете познакомиться с коммунистическим режимом?
- С одной из его особенностей. Меня, как социолога интересует поведение человека в условиях полной политической несвободы, а также социальные институты режима.
- Боюсь, что вам немного не повезло. По существу, коммунистический режим или, как у нас его называют «казарменный социализм», как социально-экономический феномен, уже разрушен, и мы сейчас живем среди его обломков.
- Так быстро вы от него отделались?
- Мы от него не отделались. За то немногое, что удалось реализовать, пришлось заплатить вспышкой национализма, расколовшего бывшую советскую республику.
- Постойте, если у вас был тоталитаризм, то какая могла быть «республика»?
- Вы правы. У нас не было ни Союза, ни власти Советов, ни республики, ни социализма в диалектическом, марксовом понимании. Была Красная империя с коммунистической демагогией. Если помните, - азиатский способ производства, когда частной собственности на средства производства нет, но страной правит совокупный собственник – мандарины. Но разве это объяснишь экзальтированным сторонникам старого режима. Они считают, что СССР развалили болтуны и тунеядцы и не плохо бы их перестрелять. Теперь республика в расколе и никто не знает, как поправить дело.
- А нужно ли? Насколько я знаю, у румын с соседями особые отношения...
- Да. Румынам выпала доля жить на перекрестке, и каждый сосед считает, что этот перекресток продолжение его улицы.
- И все, же. Неужели суверенитет Молдовы-это серьезно? Во всяком случае, моя родная провинция Квебек объявляет суверенитет каждые 10-15 лет. У нас даже вывесок на английском нет. Но,тем не менее, страсти угасали и все возвращалось на прежние рельсы. А вы верите?
- Как вам сказать? Идея национального государства популярна в Европе. Да и вы с американцами к тому же идете. Очень тоскливо жить, как перекати-поле. Пробуждение национального сознания у молдаван позволило разорвать железный обруч коммунистических догм. Молодежь рванулась к просвету-у нее есть шанс. Во всех наших провинциях пришли в управленческие структуры новые люди, кроме одной…
- Кроме какой?
- Провинции ТАР. Вот, Кирилл, родом из тех мест. Там своеобразный политический отстойник. Оттуда тянет удушливым смрадом, но чистить его сейчас опасно- нет дезинфицирующих средств. Пожалуй, именно эта провинция вам подойдет для изучения. Там, поскольку население не молдавское, она замкнулась. Произошла своеобразная консервация старого режима, но на ограниченное время и небольшой территории.… Как мне раньше в голову не пришло. Это же находка для исследователя.! Вы словно под микроскопом изучите то, что раньше было величиной со слона.
Рядом с этой провинцией возникло движение другой этнической группы- гагаузов, но у них все гораздо яснее. Они знают чего хотят, заявили о своих претензиях. Открыто. С митингами, организованно, с подключением мировой общественности. Там тоже есть внутреннее брожение, но есть и выход политическим страстям.
Провинция ТАР, как покрасневший нарыв: то ли спадет, то ли лопнет…Извините, мне пора на лекцию.

Провинция ТАР

На Кирилловском драндулете мы неслись на юг. Все больше меня привлекали эти невысокие холмы с виноградниками, садами. Какая-то сладкая меланхолия исходила от плавных линий этой земли. Здесь не могут жить злые, быстрые люди. Не может же волк жить в ухоженном городском парке. И, тем не менее, волк появился- на голубом знамени в городке тех самых гагаузов. Они нашли свои символы, свою идею. Им легче. Кирилл за два часа успел рассказать мне обо всем, что здесь творилось прошлой осенью. Я заметил, что во время рассказов в его голосе звучали нотки зависти. Он говорил о Народном фронте молдаван, «Гагауз халкы» и ни разу не упомянул провинцию ТАР, хотя ветер страстей не признает границ. Я деликатно помалкивал. У меня есть знакомый университетский кореш. Индус. Когда его соплеменники решили помериться силой с властями и отстоять какие-то свои права, Томми ходил, даже не ходил, а ступал гордо, как петух, готовый мгновенно снять скальп за малейшее сомнение в правоте его племени. После подавления мятежа Томми потух, как свеча. У него стали такие же глаза, как у Кирилла: с затаенной болью и оскорблением. Такое выражение бывает у парней, когда не ладятся дела с девушками. Но в случае с Кириллом, секс явно был не причем. Его томило что-то другое.
- Подъезжаем,- после долгого молчания изрек Кирилл, пристегни ремень-впереди пост автоинспекции. Я послушно выполнил указание и стал всматриваться в горизонт. И, вот надвинулись бетонные буквы «ТАР». За буквами стояла вереница автомобилей,. видимо, дорожное происшествие. Двое погибших, алая кровь на асфальте, в обочине перевернутый грузовик, истошные вопли какой-то женщины. Проверка документов, багажника.
Не успели оторваться от этой картины, как перед глазами возникло кошмарное зрелище из грозовых облаков. Такого я никогда в жизни не видел. Я ведь горожанин, а на природу мы выезжали, естественно, в погожие дни. Такое чувство, что мы приближались к аду. Черно-белесые клубы заполняли небо, солнце скрылось, потемнело, а по крыше и асфальту забарабанили и запрыгали куски льда. Засверкали молнии, с треском прорезая небеса. Им вторили залпы из противоградных установок. Ужас. Кирилл весь съежился и впился в руль. Вскоре через шоссе стали литься потоки мутной желтой воды. Ливень заливал стекла и почти ничего не было видно. Хорошо, что старенький авто оказался исправным и мы, хотя и в темноте, въехали в какое-то селение. Далее, по словам Кирилла, ехать было бессмысленно. Улица , где жили его родственница в такой ливень размывается. А, если оставить автомобиль, то утром его уже не будет. Их угоняют даже из запертых гаражей. Решили покемарить до утра возле белого здания.

Дом партии
Нас разбудил настойчивое похлопывание по крыше. Я открыл глаза. Перед машиной стоял пузатый человек в белой рубашке с короткими рукавами, в галстуке и с папкой.
- Простите, но кажется, вы нас с кем-то перепутали.
- Что-о!? Вы еще препираться будете? С какой организации?,- пузатый подошел к стоящему рядом джипу и что-то закричал по рации. Испуганное лицо шофёра смотрело в нашу сторону.
- Алан, не вступай с ним в перепалку. Он уже вызвал полицию.
Я ничего не понимал. Кирилл, полусогнувшись в лакейской позе, что-то смиренно объяснял человеку с папкой, при этом виновато разводил руками и пожимал плечами. Пузатый смотрел поверх Кириллав мою сторону кровожадными глазами. Наконец, он сел в джип и уехал. Кирилл сжал голову руками, потискал ее и сообщил упавшим голосом:
-Я уговорил его, что мы отработаем на строительстве Дома Партии. Не понимаешь? Трудовая повинность. У вас в Канаде население платит только налоги в общественный фонд. В ТАР фонда нет-здесь повинность. Я не мог сказать, что мы не отсюда. За нами бы установили слежку. Ведь ты иностранец.
Подкатила полицейская машина. Садимся в нее и через полчаса мы были на «объекте». В чистом поле стояло одинокое кубообразное здание с козырьком над парадным входом. Козырек напоминал протянутую ладонь, требующую то ли милостыню, то ли взятку. Это был строящийся ДОМ ПАРТИИ. Возле него копошилось множество женщин, мужчин, детей, техника. Из непрерывно подъезжающих автобусов, выходили все новые группы людей с лопатами и мотыгами. Они поступали в распоряжение упитанных людей в галстуках и белых рубашках с короткими рукавами, как у пузатого.
Мы с Кириллом попали в бригаду из работников соседнего села: темные, грубые, сельские лица, мятая одежда. Они привычно встали в круг и завели какой-то, только им понятный разговор. Слова, вроде знакомые, но смысла не улавливал. Кирилл перехватил мой недоуменный взгляд:
- Они вон из этого села, через дорогу. Они говорят на болгарском. Сегодня все население на коммунистическом субботнике. Бесплатный рабочий день. Такая традиция.
- А им не обидно бесплатно работать?
- Нет, мы привыкли. В противном случае будут неприятности на основной работе. Терпение-основное свойство местного населения. Нетерпеливые уезжают в Сибирь. Там платят больше. Без сибирского заработка невозможно построить сегодня дом и завести семью. Роль мужчины состоит в том, чтобы заработать денег в Сибири, пока молодой, а затем строить дом.
- А, что нельзя купить готовое жилище?
- Его очень мало. А то, что строит государство дают специалистам. С одним из них ты имел утром счастье познакомиться. Местное начальство вербует их со стороны-так удобнее управлять рабочими. Среди спецов бывают неплохие люди, но они хотят иметь жилье и потому соглашаются на роль надсмотрщиков.
Пока мы беседовали, в ожидании чего-то, половина наших товарищей исчезли. Кирилл объяснил, что они попросту сбежали, а через час здесь вообще никого не будет.
- Но ведь их накажут…
- Нет. Наказывают за неявку, а за содержание работы никто ответственности не несет. Формально заказчиком является парт аппарат, но он лишь дублирует государственный аппарат. Между ними всегда грызня и они всегда готовы друг другу насолить. Чем лучше трудовые показатели госпредприятий, тем больше партократы приписывают себе заслуг. Все их ненавидят, но без них нельзя. Они имеют прямой выход на Москву, Горбачева, а там все ресурсы. Теперь, когда связи ослабли, предприятия разваливаются, молдавские националисты, а точнее их кукловоды эти связи полностью уничтожают. Население по привычке жмется к партократам- «коммунистам». Вы ведь на Западе приветствуете Горбачева, а он гробит нашу державу, хотя мы никогда не были государством, а военным лагерем и правила в нем просты- военная субординация. Недаром , ведь руководители предприятий-старшие офицеры запаса. У нас нет классов. Есть «рядовые трудящиеся» и «старшие товарищи» по званию…
Подъехал один из «старших товарищей» и сообщил, что мы свободны, потому что лопат на всех не хватает.Тогда Кирилл повел меня через дорогу в село. Называлось оно «Тараклия». Я заглянул в записную книжку: «Шоп-Тараклий Дядо Миял от Андреев Минковия род 1897 двоюродный брат»

ТАРАКЛИЯ

- Я поведу тебя к нашему краеведу, он всех знает, - сообщил Кирилл и мы вступили в еще мокрую улицу, спускающуюся куда-то вниз. Одноэтажные дома с разрисованными стенами, воротами, красивые южные деревья и виноградные лозы во дворах, каменные ограды составляли бесхитростный, но неуловимо ориентальский облик селения.
Возле некоторых домов сидели кучками обитатели этих жилищ, лениво лузгая семечками, и провожали нас любопытными взглядами. Некоторые постарше кивали Кириллу головой. В одном месте дорогу перегородила обширная военная палатка, возле которой суетились женщины.
- Готовятся к свадьбе. Ее удобнее справлять в палатке,- Кирилл даже обменялся репликами с одной из девиц, расставляющей тарелки на длиннющих столах. По стенам палатки и на лавках вдоль столов были расстелены домотканые дорожки и ковры, удивительно напоминающие ткацкие изделия мексиканских индейцев. В другом месте мы увидели толпу перепачканных в глине и соломе людей и лошадей. Они копошились в огромном месиве. Заметив мои округлившиеся глаза и отвисший подбородок, Кирилл от души захохотал, неожиданно прыгнув в яму с глиной, отхватил руками часть и шустро стал валять ее. Затем он подал сове «изделие» по цепочке, помыл руки в ржавой бочке с желтой водой и стал растолковывать мне значение этого полезного обряда с названием «чамур». Я, естественно, не преминул сделать несколько снимков, под радостные возгласы молодежи, пожелавшей позировать. Нас угостили вином и поразительно вкусной горячей бараниной в соусе. Из-за выпитых двух стаканов вина мне стало необычайно весело на душе и появилось ощущение, что я здесь когда-то бывал. Просто подзабыл. Наконец, мы добрались до «центра», где в субботний полдень не было ни души. Остановились возле строящейся церкви и памятника какому-то известному тараклийцу. Здесь Кирилл камнями разогнал свору собак, прохлаждавшихся в тени памятника. Далее прошли мимо пустыря, на котором были установлены гигантские бочки. Оказывается это тоже памятник- неудавшимся коммерсантам предпринимателям, пострадавшим от своей наивности. Я уже стал даже уставать, когда, наконец, мы вошли во двор одного из ветхих домишек и нас встретил сухонький старичок, в берете. Он внимательно нас осмотрел, а затем они с Кириллом затарабанили по-болгарски, но я различил имя дедушки. Затем старичок перешел на русский, усадил нас на скамейку под виноградной лозой, принес вина, лепешек и альбом. Мы выпивали и по альбому исследовали наш род. Быстренько нашли основную ветвь «Стоеви» и вот обрубленная ветка: «Стоев Кирчо. Бразилия». Старичок засыпал меня вопросами и стал тут же дорисовывать канадскуюветвь, усеянную французскими и английскими именами. Затем линия вела к «Екатерина Кубей». В Тараклии наш корень отсох. Зато у Кирилла был достаточно крепкий. Мы душевно простились с замечательным тараклийским краеведом и с хорошим, полухмельным настроением, стали ползти по улице наверх к кирилловой «леле». Приятный запах белой акации, солнце, небесная синева и непривычная для селения тишина.
Леля
Кирилл постучал по одним из ворот. Раздался оглушительный лай, бренчанье цепи. Приоткрылась дверь маленькой пристройки и на пороге появилась щупленькая бабуля. Почему-то вся в черном, с белым костяным крестиком на шее и в матерчатых тапочках. Типично восточный облик. Бабуля нерешительно шагнула к нам, прогнала огромного пса и, наконец, разглядев Кирилла, очень трогательно погладила его по волосам, что-то причитая. Потом комично поклонилась мне и рукой пригласила войти в маленькое строение напротив дома. Помещение оказалось ее комнатой. Опять повеяло Ориентом: круглый маленький столик, низенькие стульчики, запах пряности, хлеба, печь. В углу комнаты иконостас, по стенкам сгруппированные фотографии. Еще необычнее оказалась еда, похожая на соус, лепешки с овечьим сыром.
Бабушка говорила по-русски неважно, но как я заметил с незнакомыми людьми здесь принято говорить по-русски.
Затрещал на улице, затем во дворе мотоцикл. Появились какие-то мужчины. Бабушка с удивительной проворностью уже им поливала из ковшика, и вскоре они вошли, заполнив пространство комнаты своими внушительными телами. Загорелые, пыльные, с большими руками. Это двоюродный брат Кирилла и двое соседей. По сравнению с ними и исходящим от них напором и жизненной энергией, я вдруг почувствовал себя слабым и никчёмным. Кирилл тоже явно проигрывал в мужской стати перед своими земляками. Однако и мужики засмущались, узнав ,что я из Москвы. Но после нескольких стаканчиков невероятно вкусного винца, их смуглые лица засветились и черные глаза излучали интерес.
- Мой приятель из московского университета, изучает культуру южных славян. Интересуется жизнью бессарабских болгар, оторванных от основного массива соплеменников,- деловито сообщил Кирилл, как на научной конференции,- черные глаза мужчин погасли и уставились в тарелки с манджей.
Немного спустя брат Кирилла, Иван глубоко вздохнул:
- Вы, извините, но политики заморочили нам голову. Я телевизор уже не включаю, а газет у нас и так давно нет. Все о нас пекутся с трибуны, а запчастей привезти никто не может. Вы извините, но что толку, от того что вы будете о нас писать? Нас скоро здесь не будет.
- Куда же вы денетесь?
-Молодежь разбежится по миру, а старики помрут. Кому мы нужны? Молдаванам? Русским или украинцам? Мы здесь всем мешаем…
- Вы можете быть сами по себе. Болгарами.
- Какие мы болгары? Наши внуки уже говорят по-русски со своими родителями.
- А кем же вы себя считаете?
- Кем я себя считаю?... Рабочей скотиной! Вот кем. Что я видел за свои пятьдесят лет? От темна дотемна на ферме. Домой прихожу на несколько часов, жена уже в четыре часа утра на ногах- она доярка. Живность надо накормить, корм подвезти. Детей я своих практически не видел. Вот маме спасибо. Она их высмотрела. Они так и уехали в Сибирь-за деньгами. Все время строился. Теперь дом есть , деньги есть, а жизни нет. Пустое было все. Оборвался корень. Что я могу своим сыновьям оставить? Я хороший плотник, слесарь. А чему я научил своих сыновей? Все время отняла ферма, а в магазинах молока все равно не купишь, чтобы не простоять в очереди несколько часов. Так за что мне деньги давали? Извините..– Иван махнул рукой и опрокинул стаканчик. Видимо, на эту тему не раз разговаривали эти крепкие мужчины и парни, но они оказались в плену обстоятельств.
Иван встал и предложил выйти во двор и посмотреть хозяйство. Это тоже местный ритуал и показатель состоятельности хозяина. Гораздо более важный, чем счет в банке или портрет на Доске почета. Но я с трудом воспринимал эти загоны, курятники, клети для кроликов, навозные кучи. Это какое-то средневековое натуральное хозяйство. Но хозяин с гордостью водил нас по домашнему зоопарку и обширному саду с виноградником.
- А , если бы в магазине было все, вы бы держали это?
- А как же. Может не столько, но держал бы. Если во дворе нет живности, нет виноградника, нет своих овощей, то какой ты хозяин и зачем ты живешь?
- А как же интеллигенция?
- А мне какое дело до них? Они ученые- у них свои понятия. Вот и доигрались. Демократию развели! Выборы! Неужели колхозник что-то в этих выборах исправит или разовьет? А если нет, то зачем населению голову морочить. Скотиной был-скотиной помрет.
- Все же приятней, когда от тебя что-то зависит.
- А что от меня зависит? Начальство держится друг за друга и их не прошибешь. Да и кто организует население? Здесь за каждым следят. Чуть в сторону-два выговора за опоздание и увольнение. Профсоюз тебе об этом сообщит. Я, кстати, не пойму зачем профсоюз в колхозе? Ведь формально мы коллективные собственники. Как можем быть одновременно соперниками самим себе. Это шизофрения какая-то. Начальство через профсоюз денежки себе сосет на развлечение: почетные встречи, курорты…
-У вас есть какая-нибудь мечта?
- Есть. Быстрее уйти на пенсию. Буду себе в огороде копошиться и плевать я хотел на этот колхоз.
- А как вы относитесь к предпринимательству?
- А никак. У нас все равно будет надувательство. Растрезвонили: рынок, рынок. Какой рынок, если нет своих банков и защиты от спекулянтов и бандитов?
- Не все сразу.
- А мне от этого какая радость? Мы не знаем, как производить, торговать, считать. На одном винограде далеко не уедешь. Да и, вообще, эта базарная суета-чушь! Вся земля у колхозов, а на рынках частники. Если землю раздать, ее все равно отнимут жулики. Короче, все это не для нас, наше дело- доживать. Мы обречены.
Еще долго продолжалась дискуссия, выпивка, а затем пели болгарские песни в погребе, пока жена Ивана не растащила нас по комнатам длинного прохладного дома.
Утром нас провожала бабушка. Иван с женой давно уже были на ферме. Только мы с Кириллом, два шалопая, брели по пустынным улицам Тараклии. Суббота и воскресенье самый рабочие дни. Работа на себя. Вспомнились слова Ивана: « Ты меня даже в Париж отвези, я не смогу ничему там порадоваться. У меня душа давно высохла. У нее не было работы. Нет у нас праздников, нет и будней. Есть только работа, работа и работа. Как говорил великий Ильич». Я видел его неказистый памятник возле здания Дома Культуры. Что Ленин дал Бессарабии? Но живые цветы у подножья были. Люди верят, что Ленин хотел устроить справедливый мир. Было бы глупо это опровергать.

Болград

Когда мы подъехали к болградскому базару, люди уже расходились по автобусным остановкам. Все, что здесь творится, мне напомнило Боливию, где я работал в Армии спасения. Кирилл всю дорогу с жаром расписывал мне Болград и его основные достопримечательности, но когда я вижу, как пожилые люди, словно муравьи волокут на себе самые элементарные товары и продукты, заталкивая друг друга в автобус, во мне соперичали чувства жалости и негодования. В автобусе они,обливаясь потом, нашпигованные словно селедки в банке, едут в свое село. Мне это дико и неприятно. А вот и церковь возле базара, где,по словам деда Кирчо, я должен был кого-то спросить. Бедный дедушка! Если бы он увидел, что сделали с церковью, где он венчался.?! Придется что-нибудь сочинить. Затем я объявил изумленному Кириллу, что в Болграде мне делать больше нечего. Я очень оскорбился за своего деда. Ведь он жил воспоминаниями и памятью о здешних местах в джунглях Бразилиии, полях Канады. Кирилл тоже обиделся и попросил посетить , хотя бы штаб болгарских патриотов. Я взял себя в руки и заставил себя вспомнить, что приехал не слюни распускать, а собирать материал для диплома.
В подвале, где размещался штаб, нас встретил симпатичный молодой мужчина и привычно за 15 минут обрисовал политическую ситуацию в Бессарабии. Все это очень мило, но мне совсем не интересно. Ради приличия спросил:
- И как вы будете самоуправляться в своей болгарской резервации? У вас хотя бы десяток подготовленных людей имеется?
- Поищем. А разве у украинцев есть? Ни у кого нет. Все в одинаковом положении.
- Почему бы вам не ассимилировать без нервотрепок и меньше забот будет?. – патриот от возмущения чуть сигарету не проглотил.
- Как бы вы ответили, если бы вам предложили отказаться от своего отца и сменить фамилию по причине того, что он малограмотный,,никудышный бизнесмен и не может обеспечить достойную жизнь?
- Я бы оставил его в покое и попробовал бы определить свою жизнь самостоятельно. Вы привели неудачный пример. Но от своего отца я, конечно, не отказался бы. Может вы и правы. Есть много вещей, достающиеся нам с рождения . Национальные признаки тоже. Только зачем на их базе строить свою стратегию жизни? Это, по крайней мере, несовременно. Причины, порождавшие национальные особенности, давно ушли в прошлое. Вы гонитесь за фантомом.
- В наших условиях национал-патриотизм единственное, что может объединить население для защиты своей среды обитания от произвола «советского» режима, разрушившего приобретенные человечеством нормы и инстинкты самосохранения: ответственность за род, землю и достоинство. Для «советских» ортодоксов это мелкобуржуазные предрассудки, мешающие людям чувствовать везде себя , как дома. Обычная имперская идеология.
-Хорошо. Вы объединитесь на этнической основе, но, ведь, социальные проблемы остаются.
- Общинное руководство будет действовать в интересах болгарской сообщности, а не абстрактными и демагогическими программами, навязываемыми вашими соотечественниками.
- Местное ваше начальство, если на то пошло, мои соотечественники всегда могут подкупить.
- Согласен, но в Бессарабии сложился замысловатый баланс этнических групп, что не позволит сформироваться коррупции. Тем более, что при самоуправлении можно надеяться только на себя, на способности лучших представителей общины, т.е. на природный закон естественного отбора. В результате мы получим своих толковых вождей, а не привозных бюрократов.
- Ну, что ж? Желаю вам успехов!, - я встал. Патриот любезно протянул руку, проводил и рассказал, как нам доехать до Кубея.
Это была самая кошмарная поездка за всю мою жизнь. Для переезда через границу нужно было иметь «зеленую» карту. Чтобы не тратить время на ее оформление Кирилл предложил проехать на автобусе. А , возможно, он специально хотел меня ознакомить с местной жизнью. До Болграда мы доехали сравнительно успешно, но вот в Кубей… Сальвадоре Дали и не снились такие сюрреалистичные сюжеты.
В раскалённую железную, желтую коробку, под названием «автобус» забилась масса потного, орущего и плачущего народа. От двигателя, расположенного в салоне, надвигались волны горячего , смрадного воздуха. Одна женщина кричала, чтобы люк закрыли, потому что ребенок с ней.