Школьные годы...1959

  • Опубликовано:
  • Блог: Пенджер към света
  • Редактировалось: 2 раза — последний 14 мая 2023
0
Голосов: 0

1508

Школьные годы...1959


В первый раз в первый класс

Но лето 1959 года закончилось. Внезапно улица опустела. Все ребята пошли в школу, а я почему-то нет. Однако через неделю к нам наведался работник РОНО и стал «грузить» маму «за срыв и саботаж школьного образования». Мама, конечно, перепугалась и растерялась: неграмотная, пожилая женщина да еще и, помнящая суровость советских органов власти. На следующий день она повела меня в школу, в здании которой сейчас размещены тараклийские конторы. Я, кажется, был в сандалиях , шароварах и обыкновенной майке. Когда мы подошли к школе, оттуда со звонком вырвалась орущая детвора. Мама совсем сконфузилась: она никогда ни в какие казенные места не ходила и теперь со смущением разглядывала беснующихся школьников. Но тут к нам подскакивает жизнерадостная, полная девочка и, долго не церемонясь, схватила меня за руку и поволокла внутрь прохладного и чинного заведения. Бедная мама со своей сельской униформой едва поспевала за нами. Наконец, девочка открыла дверь одного из классов и втолкнула меня туда. Передо мной стояла красивая, строгая тетя. Девочка на приблизительно русском языке объясняла, что я «съм новичек» и что моя мама, вон у дверей. Тетя всё поняла и подвела меня к одной из парт. Я сел. Мама с облегчением удалилась. Перемена закончилась, и в класс стали вбегать мои будущие одноклассники. Они с первобытным интересом меня разглядывали, пытались отпускать всякие шутки, но полная девочка быстро затыкала всем рот и даже кое-кого огрела по спине. Это была Надя Ризова. А рядом со мной сел Кока Жандов. Он был босиком, в трусах и такой же майке. Но у него была еще домотканная, полосатая торбочка, чернильница и две тетрадки и кулек с семечками. Учительницу звали Анна Антоновна (Кушнир-Ковальская).
Этой же осенью двоих моих братьев призвали в армию, а сестра Мария поступила в Тираспольский педагогический институт. В канун нового 1960 года она прислала письмо. Я уже мог читать и поспешил форсануть перед мамой. Сестра сообщала, что приедет на каникулы и что она, между прочим, обрезала свои косы. Мама страшно возмутилась этим кощунственным поступком и тут же заставила меня написать, чтобы её дочь с обрезанными волосами на каникулы лучше бы не приезжала. Я сделал вид, что про это написал, но на самом деле написал, что мы по ней скучаем и с нетерпением ждем первую в нашем роду студентку.
Однако сестра приехала не только с короткой прической, но еще и в зауженной юбке до колен. Вуйчо и мама несколько дней ходили в замешательстве, но потом оттаяли. Моя сестра выглядела очень городской , интересной и разговаривала со мной исключительно по-русски. Так, в наш замкнутый, сельский быт стали просачиваться первые признаки культурной революции. Примерно в это же время на улицах Тараклии замелькали первые заезжие «стиляги» в узких, облегающих брюках-дудошах, цветных пиджаках, остроносых туфлях. Они больше походили на клоунов и мы, детвора, сбегались поглазеть на этих буревестников грядущей битломании и хиппизма, окончательно взорвавшие вековой институт этнической добропорядочности и, заодно, и комсомол с пионерией. При первой же возможности, мы закидывали их камнями, а более старшие парни отлавливали их на танцах и показывали им, где «раки зимуют».
Мой отец был устроен ездовым в райбольнице и теперь я с ним мог разъезжать на каруце и даже править лошадьми. Однако я их всё равно побаивался и не зря. Однажды в маленькой больничной конюшне разбуянившиеся жеребцы припечатали отца к стене и сломали ему два ребра. Тем не менее, мне нравился запах конского пота, сена, кожаной упряжи и, вообще, конюшни. Когда мама собиралась обмазывать глиняный пол или стены, она посылала меня с ведром или мешком на конюшню за фашкии, конским навозом - идеальным природным материалом для связывания глины при чистовой мазилке.
Хотя наша семья уменьшилась вдвое, пришло время покинуть двор моего дяди. Мы уже получили прописку в Тараклии и могли подыскивать себе жильё, но места под строительство дома, еще не выдавали. Тогда мы переехали жить на улицу Фонтанная у «баба Гана».

Окол

Наконец, поссовет принял решение о выделении нашей семье участка-плана для постройки своего дома по улице Комсомольская. Но поскольку это было связано с урезанием огородов, проживающих здесь семей, отец передумал и попросил дать участок, не занятый домостроениями. Снова пришлось подождать и весной 1961 года мы с отцом поехали осматривать наш будущий «бащин двор».
Этим местом, почти в центре Тараклии оказалась местность с народным названием «Окол». Она находилась всего в пяти минутах ходьбы от школы, но поражала своей первобытностью и дикостью: на каждом шагу рыпы с желтыми склонами, участки с первозданной буджакской растительностью: млечка, бутрак, драка и затоптанной мелкой, весенней травкой.
В этой части Тараклии, еще полузаселенной, в старые времена собирали скот перед выпасом или в конце сезона для раздачи (лъчене) его хозяевам. А еще раньше это место было загоном для скота у местного состоятельного хозяина по фамилии Трандабула. Здесь уже были несколько домов, которые обозначили будущую улицу Гагарина, но уже через двести метров огромная рыпа непреодолимо разделяла её, а дома тоже были окружены оврагами и там, где нам выделили участок, не было ровного места. Наш «план» ложился на дорогу, спускающейся с верхней улицы и на краю оврага. Земля здесь в отличие от южного склона тараклийской балки была глинистой, но ждать следующего решения поссовета уже было невозможно.
Но самый большим сюрпризом были цыгане. В отличие от тех, что жили по Комсомольской, эти представляли собой классический вариант: шумные и бродячие. У них на границе с нашим планом стояло нечто похожее на дом, но в нем редко закрывались окна и двери, а, может, они не везде были. Вокруг «дома» располагались табором постоянно меняющиеся семьи. Каждый божий день там происходили скандалы и драки. Иногда они веселились, но, всё равно, без массового мордобития не обходилось. Все соседи вокруг со страхом наблюдали как взрослые мужчины и женщины дубасили друг друга целыми часами. Иногда оттуда вырывались группками окровавленные цыганки с малыми детьми и бежали по привычке по дороге через наш огород и двор. У них были очумелые глаза и они, видимо, не совсем соображали. Иногда они обращались к нам за сочувствием: помыться, отсидеться. Но потом возвращались назад.
Однажды я наблюдал драку вблизи и врезался в память такой эпизод: из «дома» выскакивает с проклятиями молодая цыганка и побежала в сторону нашего огорода. Выскочивший за ней крупный, лохматый и разъяренный мужчина, видя, что не сумеет её догнать, хватает ведро с мусором и запускает им в беглянку. Ведро настигает цыганку и ударяет её в поясницу. Цыганка по-звериному и утробно завыла и грохнулась на землю. Мужчина-цыган попытался было двинуться в её направление, но ему преградила путь пожилая, седовласая, но очень стройная женщина, видимо, мать пострадавшей. Она вцепилась мужику в волосы и вместе с двумя подскочившими, видимо, сыновьями стали мутузить обидчика, завалив его и сдирая одежду. Кажется, они пытались облить его керосином.
На следующий день, как ни в чём, ни бывало, вся эта группа товарищей расселась в каруцу и, проехав, в очередной раз по нашему засеянному уже кукрузой огороду и двору, куда-то умчались. Так продолжалось несколько лет, пока всех этих цыган не пересажали в тюрьму за какие-то нечистые дела.
На этом наши злоключения в этом «околе» не завершились. Только отец завёз камней для постройки кухнички, в которой мы должны были жить пока строится дом, как на работе он сломал ногу и ему наложили гипс.
Мы с мамой месили «раствор», подтаскивали камни, пока отец враскорячку поднимал фундамент. Затем делали чамур, саманные кирпичи и к концу лета кухничка была построена: хаят, котлон, соба. Жилое помещение было миниатюрным в 9 кв. метров. Рядом с огородом, в овраге по наводке старожилов отец раскопал и очистил древний колодец. Везде в этих местах вода жесткая и горькая, но в жаркое время её можно пить, пока она холодная. Затем отец купил несколько овец, соорудил загон и навесом. Так мы встретили первую зиму. Моё ученическое и спальное место было на печке возле свисающей с потолка керосиновой лампы.

Переулки и улица Гоголя

Постепенно ареал моих похождений стал расширяться в сторону улицы Гоголя, где также жили мои одноклассники Федя Константинов, Аня Воинска, Боря Киосе, Федя Воински, а затем в переулки и, наконец, охватил базар. Как раз недалеко от базара и жил мой самый близкий школьный товарищ Ваня Трандабула или «Дуба».
Сошлись мы с ним при драматических обстоятельствах. Однажды, в третьем или четвертом классе, Ваня обнаружил пачку отцовских сигарет «Нистру» и предложил мне, как однокласснику покурить. Для этой цели мы залезли в курятник и, закрывшись в нем, накурились до одури. А, ведь, надо было идти в школу: мы учились во вторую смену. Чтобы от нас не пахло, мы пожевали чеснока и удивительно, как еще не догадались выпить по стакану вина. Когда мы явились в школу, от нас стали все шарахаться: видимо, смесь запахов курятника, табака и чеснока была термоядерной. Как назло, уже на первом же уроке учительница вызвала именно Ваню отвечать к доске, что обычно случалось очень редко. Ваня встал на неприлично отдаленном расстоянии от учительского стола и вел себя как пионер-партизан на допросе в гестапо.. Сначала Анна Антоновна недоуменно на него поглядывала, но затем, почувствовав запах табака, приблизилась к партизану, прихватила его за ухо, устроила показательный разнос , приказала Ване удалиться за пределы школы и без отца не являться. Для пущей строгости она обязала Шуру Юровскую, соседку Вани, лично передать записку в руки отца. В те времена вызов родителей в школу было чрезвычайным и позорным событием, сопровождаемой серьезной поркой. Что было делать? Я позвал Ваню к нам домой, и мы сидели у нас допоздна, пока его отец не ушел на ночное дежурство. Утром же, пока отец не вернулся с дежурства, Ваня снова пришел к нам, якобы, делать уроки. Так этот фокус мы проделали несколько дней подряд, и каким-то образом всё рассосалось само собой.
Возле Ваниного дома было много интересных мест. Их огород упирался в тир, где регулярно проводили стрельбы работники военкомата. Там можно было набрать гильз и даже поклянчить разок стрельнуть из пистолета или «мелкашки».
Здесь же располагалась школьная спортплощадка, оборудованная некоторыми снарядами и баскетбольными щитами. Во время занятий старшеклассников можно было попользоваться их мячами.
Между Ваниным домом и базаром жило цыганское семейство и наша одноклассница Стефана Чебан. Она была на несколько лет старше и относилась к нам, скорее как мать к детишкам. Через проход в ихнем дворе можно было попасть на базар и колхозный рынок. Вдоль с одной (северной) стороны базарного пространства были построены павильоны, в которых свою продукцию продавали колхозы Тараклийского района. Чаще всего это были две-три бочки с вином, кавърма, кислые арбузы, трушия. После работы и по воскресеньям сюда заходили тараклийские мужики-рабочие предприятий пропустить по стакану вина, пообщаться. Рассаживались возле бочки, нарезали кавърму, лук и заводили свои неторопливые сельские разговоры.
Большая часть базарного пространства была обыкновенным пустырем и на нем росло единственное, раскидистое дерево-бряст. Возле этого дерева был своеобразный штаб и явочный пункт местной детворы и подростков. Здесь пасли гусей, индюшек, играли в карты, планировали всевозможные шкодные мероприятия.
Но эпицентром была, всё же, школьная спортплощадка. Даже не верится, что ныне заброшенный пустырь, когда-то с утра до вечера был заполнен играющими детьми. Единственный памятник того времени- сохранившийся нужник. Утром на спортплощадке проводились уроки физкультуры, а вечером и на каникулах здесь разворачивались футбольные баталии и бои за «пионерское знамя»- игра не менее азартная, чем футбол или «война». Играющие разбивались на две команды. Посреди площадки проводилась разделительная линия «фронта», а в глубоком «тылу» устанавливалось знамя с часовым. Целью игры было овладеть знаменем противника, забегая на его территорию. Забежавшего за линию «фронта», защитники этой территории старались «запятнать» и, тем самым, обездвижить. Но его мог «разпятнать» его товарищ по команде, и так до тех пор, пока совместными, командными усилиями кто-то из самых шустрых не прорвется к знамени, схватит его и самостоятельно или перебрасывая его партнерам не доставит его на свою территорию. Особенно интересно было в «знамя» играть в потемках поздним вечером. Тогда в действие вступали пластуны-лазутчики, которых в сумерках не всегда различишь и отличишь.
В футбольных поединках непререкаемым футбольным авторитетом был Коля Некит. Но он, обладая выдающимися способностями, в отличие от таких же, как Вася Паничерски и Димитър Ныков, в футбольную секцию не пошел и после восьмилетки с футболом «завязал» навсегда.
Игры в «войну» в этом крае проходили даже масштабнее, чем в улице Комсомольская. «Театр боевых действий» охватывал базар, улицу Гоголя и все переулки вплоть до улицы К. Маркса. Были и «моторизированные» бригады на самокатах и каручках летом или санках зимой. Зимой пройти по улице Шверника (Раевского), где с бешенной скоростью летели вооруженные саночники было делом рискованным как для пешеходов, так и для транспорта.

Чамур
Хотя подготовка к чамуру была для нашей семьи из трех человек изматывающей работой, особенно, для отца, но сами воскресные дни, когда съезжались родственники, остались в моей памяти праздничными. Видим, родственники, понимая наше положение и согласно не писанным правилам родовой солидарности, кроме тараклийцев и соседей приезжали регулярно и из Чийшия, Кубея, Алуата. Было интересно знакомиться с этими молодыми и пожилыми тётями и дядями: жизнерадостными, умелыми и сильными. Это был какой-то праздник, а изготовление саманного кирпича- просто повод и ритуал увидеться в очередной раз, от души посмеяться над взаимными шутками, поделиться новостями. А, ведь, тогда был только один выходной и чамур делали не только мы.
Среди заляпанных глиной сородичей всегда «рассекал» кто-то с кувшином вина, комментировал трудовой процесс, вызывая взрывы смеха. Мы, детвора старались от взрослых не отставать и азартно вырывали из общего месива куски чамура и валяли топки, не упуская случая запускать комками друг в друга, под добродушное ворчанье какой-нибудь «бабы Иваницы» с соседней улицы. Прекрасно быть ребенком в окружении стольких родных и соседей. Ведь, с этого и начинается Родина.
Во второй половине дня, после широкого и обильного застолья приходил момент прощаться до следующего раза, а «разов» предстояло быть много: подбивать таван, пару раз обмазывать стены и таван глиной, а затем белить. Хорошо, что все стройматериалы бесплатные и транспорт, практически, тоже. Никаких согласований с конторами: строй, хоть, вдоль, хоть поперек. И пристраивай, достраивай сколько душе угодно.
Теги: школа, окол
← "Златните гущери" хумор "Качендура Петър и кусура му ". Разкази →

Комментарии