Наше детство. Улицы и переулки Гагарина и Гоголя.
Новые друзья
В домах, которые мы застали в «околе»(пер. Гагарина) жили всего двое ходящих детей: сестры Ляна и Катя Юровские («Вълчануйте»), но зато вокруг «окола» жили мои одноклассники и ближе всех Ваня Ризов («Бизон»). Я стал ходить к нему в улицу, мы подружились с ним и через него с ребятами из будущей улицы Гагарина. Первое моё лето на новом месте прошло там. Эта часть Тараклии была совсем неизвестной и таинственной. Какая-то невидимая стена отделяет её от города до сих пор. Всё-таки, улицы Комсомольская и Фонтанная были уже затронуты «цивилизацией» и, к тому же, в 1947 году Тараклия была административно разделена на две части: поселок городского типа и сельскую. В «городскую» часть входили госучреждения и промзона (от церкви и до жд переездов), а та часть, которую я стал посещать, относилась к сельсовету. Колхозы тоже были разные: «Сталин» и «Калинин». Здесь также был свой колхозный клуб, школа. Короче говоря, эти обе части Тараклии были очень слабо связаны и различались даже говорами: « нящичко, бяличко, затури врътътъ, синийка, джам…» , что можно обнаружить даже и сейчас. Единственное место, где «городские» и «сельские» тараклийцы встречались по-выходным, это был базар (колхозный рынок) и, в меньшей степени, раймаг.
Моё знакомство с ребятами из Курлийского края происходило на почве футбола. Главным заводилой этих мероприятий : поединки между улицами и махалами был будущий игрок тараклийских команд- Дмитрий Ныков.
Вообще-то, в те времена расхаживать по улицам Тараклии вне своей махалы для подростков было большой авантюрой, да и никто особо к этому и не стремился. Особой «зоной отчуждения» была Черганската махала (восточнее улицы Котовского): там жили суровые и задиристые пацаны, не упускающие возможности показать, кто там хозяин. Но в сопровождении Вани Ризова перемещения по улицам курлийского края проходили благополучно. Ваня от природы был крепким парнем с типичной болгарской внешностью: коренастый, смуглый и черноглазый. Нрава он был спокойного, с друзьями даже добрый, но не прощал всякого рода предательства и несправедливости. Не был драчуном-забиякой, но таких пресекал мгновенно. Когда наступила пора ходить на танцы, Ваня превратился в «Бизона» и с ним считались все иные «короли».
Вообще, боевые качества были в наше время были очень востребованы. Однажды, когда нас, нескольких ребят, впервые отправили с овцами за пределы нашего «окола» туда, где сейчас инкубатор и там было безлюдно. Мы собрали овец в одно стадо, по очереди его сторожили, а остальные расположились в заброшенной колибе, где мы пекли картошку, играли в карты. Вдруг к нам подваливает незнакомый взрослый парень с нижнего края и начал нас задирать, гонять овец, растоптал костер…Явно было видно, что с ним нам не справиться: ему было лет 18, а нас четверо 9-10 летних . Мы, конечно, как могли уходили от его приставаний, но он уже стал нам отвешивать оплеухи…Неизвестно, чем всё бы кончилось, но в этот момент со станции домой шел Дмитрий Буремечков, старший брат нашего товарища по несчастью. Дмитрий пользовался репутацией «хулигана» в школе и теперь, оценив обстановку и наш затюканный вид, он всё понял. Без всяких предисловий он подошел к нарушителю нашего спокойствия и вмазал ему по роже. Далее началась дикая, первобытная драка и длилась она с некоторыми перерывами часа два, пока парень с нижнего края, злобно матерясь и заклинаясь, размазывая кровь от разбитых губ не отдалился. Дмитрий отсидел с нами до самого вечера. Его соперник едва не откусил ему кусок уха…
Вместе с Ваней, в этой же махале с нами же водился Володя («Дингил)и другой мой школьный товарищ- Д. Рунтов («Партизан»), только звали мы его, почему-то Митя, а когда он вырос стал Виктором. И это не единственный такой случай. Другой мой товарищ после восьмого класса сменил фамилию из-за ошибок в документах родителей. А вот Вася Фучеджи, оказывается в метрике был Иван, но у нас был обычай обмениваться именами в честь крепкой дружбы. Вот, Ваня поменялся с неким Васей и навсегда с этим именем и остался.
Здесь же , рядом с «околом» жили и братья Боримечковы-Иван и Дмитрий, но с Иваном мы в детстве никогда не пересекались, хотя и одногодки. Дмитрий же был постарше и в наши игры не принимал участие. Зато он «качался», ходил с рельефным торсом и бицепсами в развалку, надменно игнорируя нашу возню на пыльных улицах. Разговаривал он, к тому же, со всеми только по-русски. Уже тогда у Дмитрия проявлялась странная для наших мест тяга к заметкам в газету. В этом его с такой же страстью поддерживал мой одноклассник и почти сосед –Федор Воински (« Шкопулуйте». Они оба носились по школам с тем. чтобы в районной, республиканской и даже общесоюзной «Пионерская правда» появились несколько строчек о собраниях пионерских дружин и очередных акциях пионерских следопытов в таинственной Тараклии из «цветущего сада Советского союза». Кроме этого, у Феди было и другое странное увлечение: он обожал петь молдавские народные песни и с удовольствием их исполнял на праздничных концертах. Я даже не помню, что у нас было общего с Федей(кажется фото), но я бывал у него дома. Запомнились его родители: дородный отец с крупными усами, портной и, не по-тараклийски, обходительная и приветливая мачеха. Даже это грубое слово к ней не подходит.
Затем Дмитрий с Федором поступили учиться на журналистов и это ремесло стало делом их жизни. « Челябинский комсомолец»-последнее место работы Федора.
Переулки и улица Гоголя
Постепенно ареал моих похождений стал расширяться в сторону улицы Гоголя, где также жили мои одноклассники Федя Константинов, Аня Воинска, Боря Киосе, Федя Воински, а затем в переулки и, наконец, охватил базар. Как раз недалеко от базара и жил мой самый близкий школьный товарищ Ваня Трандабула или «Дуба».
Сошлись мы с ним при драматических обстоятельствах. Однажды, в третьем или четвертом классе, Ваня обнаружил пачку отцовских сигарет «Нистру» и предложил мне, как однокласснику покурить. Для этой цели мы залезли в курятник и, закрывшись в нем, накурились до одури. А, ведь, надо было идти в школу: мы учились во вторую смену. Чтобы от нас не пахло, мы пожевали чеснока и удивительно, как еще не догадались выпить по стакану вина. Когда мы явились в школу, от нас стали все шарахаться: видимо, смесь запахов курятника, табака и чеснока была термоядерной. Как назло, уже на первом же уроке учительница вызвала именно Ваню отвечать к доске, что обычно случалось очень редко. Ваня встал на неприлично отдаленном расстоянии от учительского стола и вел себя как пионер-партизан на допросе в гестапо.. Сначала Анна Антоновна недоуменно на него поглядывала, но затем, почувствовав запах табака, приблизилась к партизану, прихватила его за ухо, устроила показательный разнос , приказала Ване удалиться за пределы школы и без отца не являться. Для пущей строгости она обязала Шуру Юровскую, соседку Вани, лично передать записку в руки отца. В те времена вызов родителей в школу было чрезвычайным и позорным событием, сопровождаемой серьезной поркой. Что было делать? Я позвал Ваню к нам домой, и мы сидели у нас допоздна, пока его отец не ушел на ночное дежурство. Утром же, пока отец не вернулся с дежурства, Ваня снова пришел к нам, якобы, делать уроки. Так этот фокус мы проделали несколько дней подряд, и каким-то образом всё рассосалось само собой.
Возле Ваниного дома было много интересных мест. Их огород упирался в тир, где регулярно проводили стрельбы работники военкомата. Там можно было набрать гильз и даже поклянчить разок стрельнуть из пистолета или «мелкашки».
Здесь же располагалась школьная спортплощадка, оборудованная некоторыми снарядами и баскетбольными щитами. Во время занятий старшеклассников можно было попользоваться их мячами.
Между Ваниным домом и базаром жило цыганское семейство и наша одноклассница Стефана Чебан. Она была на несколько лет старше и относилась к нам, скорее как мать к детишкам. Через проход в ихнем дворе можно было попасть на базар и колхозный рынок. Вдоль одной (северной) стороны базарного пространства были построены павильоны, в которых свою продукцию продавали колхозы Тараклийского района. Чаще всего это были две-три бочки с вином, кавърма, кислые арбузы, трушия. После работы и по воскресеньям сюда заходили тараклийские мужики-рабочие предприятий пропустить по стакану вина, пообщаться. Рассаживались возле бочки, нарезали кавърму, лук и заводили свои неторопливые, сельские разговоры.
Большая часть базарного пространства была обыкновенным пустырем и на нем росло единственное, раскидистое дерево-бряст. Возле этого дерева был своеобразный штаб и явочный пункт местной детворы и подростков. Здесь пасли гусей, индюшек, играли в карты, планировали всевозможные шкодные мероприятия.
Но эпицентром была, всё же, школьная спортплощадка. Даже не верится, что ныне заброшенный пустырь, когда-то с утра до вечера был заполнен играющими детьми. Единственный памятник того времени- сохранившийся нужник. Утром на спортплощадке проводились уроки физкультуры, а вечером и на каникулах здесь разворачивались футбольные баталии и бои за «пионерское знамя»- игра не менее азартная, чем футбол или «война». Играющие разбивались на две команды. Посреди площадки проводилась разделительная линия «фронта», а в глубоком «тылу» устанавливалось знамя с часовым. Целью игры было овладеть знаменем противника, забегая на его территорию. Забежавшего за линию «фронта», защитники этой территории старались «запятнать» и, тем самым, обездвижить. Но его мог «разпятнать» его товарищ по команде, и так до тех пор, пока совместными, командными усилиями кто-то из самых шустрых не прорвется к знамени, схватит его и самостоятельно или перебрасывая его партнерам не доставит его на свою территорию. Особенно интересно было в «знамя» играть в потемках поздним вечером. Тогда в действие вступали пластуны-лазутчики, которых в сумерках не всегда различишь и отличишь.
В футбольных поединках непререкаемым футбольным авторитетом был Коля Некит. Но он, обладая выдающимися способностями, в отличие от таких же, как Вася Паничерски и Димитър Ныков, в футбольную секцию не пошел и после восьмилетки с футболом «завязал» навсегда.
Игры в «войну» в этом крае проходили даже масштабнее, чем в улице Комсомольская. «Театр боевых действий» охватывал базар, улицу Гоголя и все переулки вплоть до улицы К. Маркса. Были и «моторизированные» бригады на самокатах и каручках летом или санках зимой. Зимой пройти по улице Шверника (Раевского), где с бешенной скоростью летели вооруженные саночники было делом рискованным как для пешеходов, так и для транспорта.
Домашние задания
В связи с устройством на новом месте, началом строительства дома, времени на игры оставалось всё меньше, а заданий возникало всё больше. Прежде всего надо было регулярно ходить за питьевой водой. Таких мест было два: чешма на Фонтанной и чешма возле кладбища. Носить воду нужно было ведрами и на коромысле.
С началом весны и до Гергьовден приходилось пасти наших овец с ягнятами. Правда это было совсем не обременительным занятием и, особенно, из-за ягнят. Они такие забавные и милые, что только наблюдать за ними как они носятся по баиру, подпрыгивают от безудержной радости к жизни, одно большое удовольствие.
Другое дело стеречь цыплят от сорок или следить за гусями. У гусей время от времени пробуждается древний инстинкт: они вдруг начинали истошно гоготать, хлопать крыльями и, если их вовремя не приструнить, разгонялись по склону нашего, еще просторного баира и…взлетали. Видимо, им, как и некоторым людям хочется в тёплые, экзотичные страны, но сил у наших гусей хватало пролететь метров сто и плюхнуться кому-нибудь в огород по ул. К. Маркса. Патка ли е-патка. Они падали в винограднике, запутывались в ветвях деревьев, падали на крыши сараев или прямо во двор к цепным собакам. После такой беды, надо было стремглав бежать на улицу К. Маркса, вычислять к кому они попали и вызволять их из плена. Надо было проявлять высшее искусство дипломатии, достойное английских коллег. Но, всё равно, пару гусей приходилось списывать на форс-мажор и получать родительский нагоняй. Бывало, что гуси втихаря покидали «окол» и могли они двинуться на все четыре стороны. Тоже приходилось бегать от городского парка и до промкомбинатского пруда, от базара и до электроподстанции.
У нас также появился огород за железной дорогой, засеянный кукурузой, и мы с мамой ходили туда его обрабатывать.
Во дворе и возле нашего плана надо было готовить ямы для чамура. Отец привозил солому, распрягал лошадей, и они месили глинистую землю с соломой. А по воскресеньям приезжали и приходили наши родственники и соседи. Из чамура месились топки, ими заполнялись калыпи-форми, из которых получался саманный кирпич. Свежий кирпич раскладывали на поляне рядом с нашим планом, и надо было следить, чтобы по ним не бродили собаки или не проехали сумасшедшие соседи-цыгане. Когда кирпич подсыхал, нужно было его переворачивать на другую сторону , затем складывать и снова стеречь, чтобы его не своровали. За лето надо было заготовить кирпича на целый дом.
Чамур
Хотя подготовка к чамуру была для нашей семьи из трех человек изматывающей работой, особенно, для отца, но сами воскресные дни, когда съезжались родственники, остались в моей памяти праздничными. Видим, родственники, понимая наше положение и согласно неписанным правилам родовой солидарности, кроме тараклийцев и соседей приезжали регулярно и из Чийшия, Кубея, Алуата. Было интересно знакомиться с этими молодыми и пожилыми тётями и дядями: жизнерадостными, умелыми и сильными. Это был какой-то праздник, а изготовление саманного кирпича- просто повод и ритуал увидеться в очередной раз, от души посмеяться над взаимными шутками, поделиться новостями. А, ведь, тогда был только один выходной, и чамур делали не только мы.
Среди заляпанных глиной сородичей всегда «рассекал» кто-то с кувшином вина, комментировал трудовой процесс, вызывая взрывы смеха. Мы, детвора старались от взрослых не отставать и азартно вырывали из общего месива куски чамура и валяли топки, не упуская случая, запускать комками друг в друга, под добродушное ворчанье какой-нибудь «бабы Иваницы» с соседней улицы. Прекрасно быть ребенком в окружении стольких родных и соседей. Ведь, с этого и начинается Родина.
Во второй половине дня, после широкого и обильного застолья приходил момент прощаться до следующего раза, а «разов» предстояло быть много: подбивать таван, пару раз обмазывать стены и таван глиной, а затем белить. Хорошо, что все стройматериалы бесплатные и транспорт, практически, тоже. Никаких согласований с конторами: строй, хоть, вдоль, хоть поперек. И пристраивай, достраивай сколько душе угодно.
Вскоре вслед за нами в «околе» стали строиться В.Н Бальжик, известный учитель химии, семья Шаган и мой брат Георгий.
Наша махала
В 1963 году в «околе» стали строиться семья Шаган. У них было пятеро детей и с их появлением в «околе» оформился костяк из 10-15 детей в возрасте о 5 до 12 лет. Кроме этого, дорога проходящая через «окол» была впоследствии перекрыта стройкой моего брата и «окол» превратился в тупиковый переулок Гагарина из 12 домов. Семья Шаган к тому же были нашими родственниками по маминой линии. Я и раньше иногда к ним ходил с мамой на улицу Советская молоть кукурузу для цыплят, но с началом строительства их дома в нашей улице мы подружились навсегда, и у нас оформилась своя уличная компания. Поскольку в новой компании девчонок и малышей было больше, игры не носили столь воинственный характер. Но именно в нашей улице я, наверное, впервые в мире создал футбольную команду из девочек и играли они не менее самозабвенно, чем пацаны. Сейчас они уже бабушки, но старые фотографии им напоминают о тех радостных временах.
Кроме футбола мы играли в такие «гражданские» игры, как «гуси-лебеди», прятки, догонялки. К тому же появилась страсть делать в оврагах и новостройках «колиби» и «къщички», обустраивать их. А в летнюю жару мы в этих «къщичках» и колибах, вообще, ночевали, пока кто –либо из обеспокоенных родителей не обнаруживал наши тайные жилища и ожесточенно разрушал. Но мы тут же подыскивали новое, еще более тайное место.
Другим авантюрным занятием в нашей махале было ночные походы по огородам. Ничего особенного в этих огородах не было, но сама идея пролезть, проползти, перескочить через территории обычно недоступные для посторонних являлась соблазнительной. Были и свои опасности: колючая проволока, собаки, злые хозяева. А однажды наш коллега угодил в яму от старого нужника и затонул по пояс. Пока мы его вытаскивали, бешено залаяли все собаки, хозяева повключали везде свет и принялись рыскать по огороду словно эсэсовцы. Еле-еле мы успели ускользнуть из лап преследователей, а нашего пострадавшего коллегу целую неделю спать в дом не пускали, потому что от него воняло, как от выгребной ямы.
В раскаленные июльские дни мы умудрялись ходить на Яппуг (Илипия) ловить пескарей руками. Сначала обжаривались мы, а потом жарили рыбки.
У старшего из детей семьи Шаган-Виктора была природная способность к рисованию и любовь к чтению. И тем и другим он увлек и меня. Я стал ходить в библиотеку и запоем читать альманах «Мир приключений», Майн Рида, Жюль Верна, Дюма…Всё это у нас было в простой библиотеке, расположенной в маленьком, чамурном домике, где сейчас лавки возле бывшего райпотребсоюза. В библиотеке и читальном зале всегда толпились дети. Ведь тогда это было нашим Интернетом.
Вечерами я пересказывал прочитанное, и всем страшно было интересно.