Надежда. В. Кирьязов

0
Голосов: 0

517

Надежда. В. Кирьязов

С тех пор и у нас неуряды. Скатилась со счастья вожжа.

С.Есенин
Болгарское село Соболевка, поставленное колонистами века два тому на месте ногайского стойбища, разбросано в местах приятственных. Когда-то и ему было счастье дано, но в последние десятилетия, которые именуются постсоветскими, и тут скатилась со счастья вожжа. Все меньше дворов, где крашены ставни; все больше дворов, где не только ставни, но и сами избы покосились, а то и брошены вовсе. Бомжей привозили, чтобы из них сделать новых крестьян, но они сбегали, потому что в городе прокормиться можно у любого мусорного контейнера, а в селе...
У старухи Парани Добревой до крайней нищеты не дошло, но и у нее нет такой стабильности, при которой болгарская кровь течет в жилах ровно — до тех моментов, когда наступает полное усыхание уже пожившего изрядно и так же изрядно износившегося организма. У болгарских старух закатная пора вот этим и отличается — тихим довольством тем, что есть, и такой же тихой гармонией с миром. Жизнь праведно мерцает. И тело, в котором она теплится, покорно ждет момента, когда душа улетит в другое бытие.
У Парани такой гармонии не получалось, вокруг одни проблемы, все обоюдоострые, — начнешь узлы развязывать, обязательно порежешься.
К старости Параню стали называть «баба Добра», из-за фамилии что ли... А в молодости на всю страну звучало звонкое имя «Прасковья Добрева». Было даже такое комсомольское движение — Прасковьи Добревой, похожее на движения Стаханова, Паши Ангелиной. Когда все это было. И что осталось? Если у славы, как у монеты, есть орел и решка – светлая сторона и темная — то у Парани к старости светлая сторона стерлась как бесполезная, а темная сторона сохраняется четко.

***
Вот и теперь что-то происходило. Проплакав ночь в подушку, пересилив себя, приняла старуха Параня решение продать корову и внести первый пай в строительство сельского уличного газопровода, который задумали крестьяне, брошенные не только когда-то родным колхозом, но и государством.
Покупатель на корову нашелся быстро — да и диво ли: скоро ведь весна, трава пойдет и с подножного корма прибыток почитай хозяину задарма пойдет.
Ладненькая Надюха — всего-то один отел, поначалу резво шагнула от стойла, через двор, за ворота. Но потом вдруг коровьим умом сообразила, что не в череду ее провожают, не на свиданьице с подружками, с которыми всю зиму не виделись, а выводят, чтобы отдать в чужие руки.
Надюха остановилась и с укором посмотрела на Параню.
Тут мы и подслушали разговор двух подружек, которые в сущности жить одна без другой не могли. Параня упрашивала свою Надежду:
– Говорю тебе, иди, не бойся. Иди к новой хозяйке, она хорошая, она не обидит. Не упирайся и не реви, у меня самой слез уж больше нету. Да, продала я тебя. Предала… Прости, Надечка…Старая я дура, газ в доме мне, вишь ли, понадобился. Спасибо тебе, родненькая, за то, что меня кормила. Уж ты так старалась, так старалась: и творог, и сметана... Я себе не позволяла вдоволь кушать, на базар твое добро таскала — там уж про тебя знали, спрашивали: «Сметана от Надюши? Тогда лейте полную баночку» … Деньги мне давали, но на газ вон какие суммы нужны. Не насобирала на газ. А нынче еще и ноги отказываются меня нести на базар, значит, наш капитал уж точно не прибавится. Одно у меня богатство — ты. А бригадир чертов насоветовал: тебя продать, а за газ заплатить. Плачешь? А если б я уже померла, тогда кому б ты досталась? Нонче, так в хорошие руки тебя определяю… Надюшечка моя, слухай мене на ушко. Я с газом иначе заживу, окрепну. Ноги прогрею до самых косточек. И ходить начну. Подамся снова на базар, продам картошку, укроп, всех кур продам. Деньжат накоплю и тебя обратно выкуплю. Ей-бо! Я и не помру, пока тебя обратно не выкуплю. Будем опять вместе жить-поживать, горя не знать. С газом! Дымоход и вытяжка по стенке сарая пущу, тепло тебе будет. Буду приходить тебя доить — подмывать теплой водичкой. Мне тебя отдавать тяжко. После войны так было матерям деток в детдом отдавать. И меня отдали, чтоб выжила. Теперь я тебя как дитя свое отдаю. Жди меня… И верь мне, выкуплю. В крайнем случае себя продам…
Что означали слова «продам себя», читателю сразу не понять. Человек испорченный даже хихикнет: уж не в публичный ли дом пойдет старая болгарка? Они, болгарки, ведь особо нравственные…
На самом деле речь шла о золоте. В нем вся драма старушечья.

***
Расстались Параня и Надюша с надеждой воссоединиться. Оставалось ждать — деревня к терпежу привычная. Вся Украина терпит и ждет. Вечно люди надеждами живут, но выходит, не только люди. Надежда вынослива. Случается, уж и народ умирает, а надежда еще живет — внедряется в новые поколения и внушает им, мол, обязательно придет воскресение, пусть из пепла даже…
Параня плакала от страха — вдруг да не выполнит свое обещание. Напугали старуху её собственные слова, которые она нашептала на ушко Надюхе.
В избе поселилась бессонница, и требовала заполнять пустоту черной ночи. А чем заполнишь? Открыла ящик комода, и достала давние девичьи тетради. Нет, то были не любовные дневники. В тетрадях она записывала лекции, читанные кочующими пропагандистами специально для передовой колхозной молодежи. Серьёзно готовили Параню на роль передовички. «Дояром можешь ты не быть, а гражданином быть обязан…» — прочла Параня, и даже скупо улыбнулась. Какими глупыми были, когда писали частушки на парней, которых комсомол прислал на животноводческие фермы. Приклеили ей —неформальный лидер трудового коллектива. Неформальный — значит денег за её талант не платили.
Даже теперь, когда Параня состарилась, когда все мы зашли в тупик, уже в новой жизни, когда Украина стала суверенной, она стояла за чистоту помыслов. Листала конспекты и так же, как в молодости, так и теперь, в ночи, душой и сердцем держала оборону на бастионе чести и нравственности.
На конспекты начинали капать слезы, и это означало, что отогнать мысли о Надюхе не удавалось. Ну, не удержится и пойдет на ТО, о чем раньше и думать не смела. Продаст Золотой Звезде Героя социалистического труда. Уж сколько заслуженного народу у нас в стране поубивали из-за орденов, будь оно неладно, это коллекционирование — поистине люди гибнут за металл. Люди проявляли героизм, их награждали, а теперь за это попали под мушку бандитского прицела…
Чтобы и до Соболевки не дошли бандиты, чтоб её не убили, Параня по селу пустила слух, что Звезду свою, орден Ленина и другие награды отдала дочери, а та в музей их определила. Музей в благодарность даже портрет Парани на стенд выставил.
На самом деле ордена и медали оставались при старухе, и были спрятаны на донышко фамильной шкатулки, принесенной прабабкой из хаджа. Прабабка ходила паломницей в страну Иерусалим ко Гробу Господню. Хаджийка поведала, что шкатулка охраняема духом божьим, и все, что в нее положено будет, как неопалимая купина и сохранено будет.
Шкатулку в семье Добревых всегда прятали. Поначалу прабабушка поставила было ее рядом с иконой Успения Божьей Матери. Но потом, в годы комсомольских голодранцев, забоялись, вдруг из-за позолоченной вещицы возьмут и причислят Добревых к кулацкой породе. В брежневские мягкие, застойные времена за шкатулку можно было не бояться, и Паранина дочь хотела увезти ее на Камчатку как оберег. Но мать сказала, что в свой последний срок, подарит дочери семейную реликвию — со всем содержимым…
Дочь Парани со своим прапорщиком служила где-то на берегу Тихого океана. Сможет ли приехать на похороны из-за границ, которые теперь понаделали?. Логично было отдать шкатулку загодя, но Паране казалось, что ордена ей силы придают — и в молодости не просто на пиджачке висели, они бодрили. Хотя и мешали, конечно. Ведь Петро не решался прикоснуться к ней — ордена мешали. Все складывалось, как в фильме «Кубанские казаки»: гордый парень не мог стерпеть унижения — жить в тени у героини.
Так что награды Паранину судьбу, с одной стороны, сияньем озаряли; а с другой стороны, снежком припорашивали.
Сильно любились с Петром, а когда Звезду не ему, а ей прислали, он, дурень милый, оскорбился и женился на Меланке. Тогда если б кто Параню спросил (спрашивают же теперь олимпийских чемпионов, какой джип им подарить), если б спросили, чего больше всего хочет, ответила бы: «Отдайте звезду Петюне, а мне — его сердце». Но комиссары, когда что решали, разве народ спрашивали. Позвонили сверху: «Мы вам на колхоз одного Героя соцтруда даем, это должна быть женщина, нацменка. Село болгарское — вот давайте болгарку». Ну, героиню и искать нечего было, вот она.
Карпо Михайлович крутой был председатель, колюче переспросил высокого начальника: «А може вы и фамилию этой женщины знаете?» Его остудили: «Не горячитесь, Карпо Михайлович, и не умничайте. Ищите женщину — это задание партии. Вас послали в национальный район не случайно — как представителя титульной нации, как внимание к маленькому народу. Учитесь уважать и понимать его».
Та все он понимал. Вскоре после приезда в Соболевку сам женился на болгарке — так что домашнее образование получает постоянно.
С ходу назвал фамилию трудолюбивой «нацменку», но оказалось, что на неё еще и представление писать надо. Не Шолохов же он, что писать?
С четырнадцати лет помогала хворой маме трудодни в колхозе зарабатывать, в пятнадцать лет первый орден Ленина получила, с тех пор на весь район и гремит. Если доказывать западу, что у нас нет дискриминации по национальному признаку, — вот вам Параня. Хоть в Англию к бульдогу Черчиллю посылай! Фигура, высокая грудь, лучистые глаза — увидит её Лондон, часы с Биг-Бена упадут… Не Англия, так и дома такая красавица любой президиум украсит.
Почему-то Карпо Михайлович из всех западных политических «аденауэров» больше всего не любил Черчилля — за двуличие. Карпо на Эльбе обнимался с английскими солдатами; а после победы бульдог скурвился, и в Фултоне объявил холодную войну. В лорда питчэр сэра мать! — Карпо Михайлович в таких случаях начинал говорить «по-английски», и за эту свою склонность вести «народную дипломатию» был на подозрении в райкоме партии: если каждый председатель колхоза будет лезть в международные отношения...
Такой Карпо человек. Дальше той заграницы, что Болгарией именуется, его и не пускали. Зато в Болгарии встречали как героя. Особенно братушек забавлял «суржик» Карпа: половина слов диалектных болгарских, половина диалектных хохляцких — пять диссертаций написать можно, но «фил-олухи» проворонили колоритного человека. Помер Карпо, когда колхоз в Соболевке развалили. Черчилль к краху колхоза отношения не имел, но запад других врагов наслал. Карпо понял, что против новых бесов ему не устоять, и освободил место на земле для вырастания новой формации патриотов…

***
Под утро, когда Параня все же засыпает на полчасика, снится ей, что на тот свет к председателю ходит на планерку. Потому что как без задания начальства свой день планировать. Но и в раю Карпо занят — с Черчиллем дерется, прямо как депутаты в нашем парламенте. Без всякого джентльменства. Ангелы грозятся командировать обоих на заготовку дров для ада, или даже поставить истопниками у котла со смолой для грешников. Но всякий раз обоим выходит амнистия, потому что и на том свете ветеранам второй мировой войны полагаются льготы.
Зря скандалят, конечно. Чем оттуда Карпо Михайлович своим людям поможет? Разогнали колхозы, и на многих полях, где раньше Параня с подругами рекорды ставили, теперь пустует земля, зарастая бурьянами. На земле грешной все так поменялось, что если бы председателю дали отпуск на родину на один день, он не дожил бы до заката солнца, и поспешил бы обратно в свою страну — там истопником в пекле работать легче, чем на земле заниматься предпринимательством.
Встрепенется Параня от сна, и перекрестится: грех-то какой, без спросу у бога в рай ходить. А ну как там прабабушка-хаджийка ее б заметила, отшлепала бы.
Паране начинало казаться, что она с рельс съезжает, и чтобы не тронуться, окунала голову в мысли насущные. Завтра день смерти Меланки, обещала с Петром на кладбище пойти. Теперь там частенько встречаются, цветы супругам приносят. Параня у соперницы на могилке порядок наводит, а Петро стоит рядом, советы подает … Пень пнем.
Это не к тому, что сам за могилой супруги не умеет ухаживать, а к тому, что шаг навстречу Паране до сих сделать боится. Сколько сроков, церковью назначенных, минуло. Но Петро упорно бобылюет… Всё еще статус свой боится уронить. Без хозяйки в доме плохо ему, а гордыню не сломит. Впертый кацап. Зайдут к нему «друзья-дегустаторы», Петро винца нальет, и заводит всё одну и ту ж пластинку:

– Знаете из чего ордена для бабов льют?

Шалопаям-то что, только б на дурняка похмелиться. Подхватывают разговор:

–Так поэт же сказал, «Из одного металла льют медаль за бой, медаль за труд».

– Ошибается поэт, — возражает Петро, — бабе орденами звенеть не положено. Овце в стаде колокольчиком дзенькать можно. А чтоб баба не дзенькала, им ордена из смолы эбокситовой надо отливать.

Им бы сойтись — уж как Параня Богородицу об этом просит. В слух про то, что Звезду отослала в далекий город, она и тот смысл еще вложила, что Петру,может, после этого легче будет переступить порог дома, где нет бабских наград. Даже из смолы. Параня теперь как солдат из штрафного батальона — без суда . разжалована и лишена.
Параня перегнула с легендой про ордена, Петро теперь по другому поводу злится — чего это портрет «бабы Добры» где-то в музеях выставляется. Гляди, скоро старуху опять в президиумы позовут. Вон в соседнем селе болгары взяли и восстановили свой колхоз.
Параниного портрета нету нигде. Нету! Мог бы Петро умом пораскинуть, какие музеи теперь Героев соцтруда выставляют. Параню звали в последний раз, и то не в президиум, а в счетную избирательную комиссию — голоса на выборах считать. Знают, что ей народ поверит. Хотя что Параня сделать может, депутаты все равно свои мандаты покупают. Протоколы после выборов подделывают — без всяких там Парань.
Но Петро держит принцип. Параня вздыхает горько: сколько ж унижаться-то? Если в планиде записано, что помирать Паране от неразделенной любви, то нечего эту любовь по кусочкам склеивать. Не идти же к Петру сознаваться, что врала — у сельской девки гордость впереди передка должна быть на всю жизнь.
Мучимая искушениями, она опять и опять отправлялась к иконе Успения — к истине в последней инстанции.

***
Когда пришел к ней во двор бригадир из новой агрофирмы, растущей на скелете колхоза, с идеей газифицировать улицу, когда он стал рассказывать про перспективное развитие местных предприятий малого бизнеса (сыроварение!!!), она молвила, что погодит с ответом, потому что ей надо хотя бы день подумать. Был бы Карпо Михайлович — народ и мозги бы не включал, пошел бы за ним. А с новоделами надо осторожно дружить. Снова к иконе пошла, спросила Богородицу: а газ — не от дьявола ли, ведь качают его из сердца земли, истощают недра; Бог не зря сокрыл от глаз алчущих эти недра…
Но икона отвечала: недра — кладовая Божья. Люди по уму должны распоряжаться богатствами, и тем лишения свои уменьшать, пока научатся ветром и солнцем согреваться.
Параня разрыдалась у иконы, ума прибавляющей. Пресвятая Богородица есть покровительница села, храм в селе имя имел: «Успение Божьей Матери». Взорвала его нехристь большевистская. Теперь вера к людям возвращается, о храме часто вспоминают. В крестьянских грезах краше того храма нет. Знал сатана, взял самое драгоценное. Стыдно Соболевке, что Божья Мать у них бездомная.
Параня и ее сверстники задумали храм воскресить. Български Великден!!!
Но чтобы это сотворить, сначала село богатым надо сделать — сыры варить, к примеру… Селу газ нужен… Так что у старух — бывших комсомолок — вот она тайна главная, масштабная, стратегическая — церковь построить. Но всем не откроешь тайну, поэтому для упрощения легенду придумали: газ нужен, чтобы кости на старости лет греть у печи.
Однажды Параня наденет ЗОЛОТУЮ ЗВЕЗДУ!!! Войдет в кабинет — хоть к президенту — и скажет, как Карпо Михайлович учил: «Вы тут чо?! Зажрались?! В лорда питчэр сэра мать!» — это в Соболевке такая поговорка осталась. Фраза въелась в народ.
Утром Параня вышла к воротам и стала ждать бригадира, потому что твердый ответ для него уже имелся. Приготовили его две жёны — Богородица и раба ее Параня. Бригадир долго не шел, и у Парани было время еще немного поразмышлять. О том, как Надюшу обратно во двор приведет. По телу Парани от мыслей этих разлилась теплая волна блаженства и тихой радости. Какая-то невообразимая идиллия замаячила: дом с теплыми батареями, в стойле Надюха, а по двору ходит Петро, ворчит и стучит железом всяким, чтобы в звоне гнев свой заглушить.
Бригадир появился из-за угла, и на спине Парани будто кто вместо теплого конвертора холодный вентилятор включил. Меж лопаток снежинки колючие оседать стали — того и гляди простудится. И то дура, час у ворот без фуфайки стоит. А бригадир приближался медленно. Умаялся, ходит по селу, ноги бьет, всех уговаривает сдавать деньги на газификацию, а на него люди кричат, думают, что он политик, который народ обманет. Не по заслугам человека терзают, обижают; говорят, что он себе руководящую роль ищет, что у него генеральский зуд чешется в…одном месте.
– Ну, что надумали, бабушка? — сухо кинул бригадный генерал.
– Записывай меня в свой штрафной батальон, дедушка, —ответила, и пошла к сараю — плакать на яслях, где стояла Надюха. Хорошо еще, что не кинулась следы целовать, что остались, когда родинушку со двора повели. Корова упиралась… Ей-богу, хуже раскулачки.
***
Минуло два года. Мы позвонили в Соболевку, в сельсовет.
– Скажите, у вас газ уже есть?
Там переполошились — мы неправильно вопрос поставили.
– А что, отключают? Это несправедливо! Наша Соболевка все сполна заплатила! Кто украл?! Вы сначала расследуйте, кто украл…
– Успокойтесь. Это редакция. Мы к вам приедем…
– А не надо к нам ехать! Вы сначала узнайте, кто газ украл. Мы все заплатили. У нас квитанции. Или уже исчезла пирамида, которая квитанции выписывала? Вы сначала проверьте, потом к нам ехать будете…

– Скажите, а живет в селе старуха Параня?

– Вы ее не троньте. Она исправно платит. Я соседку не дам в обиду, побью вас вот этой половой тряпкой — не посмотрю, что морды чистые, грязь намажу…

Мы расхохотались: вот он, колорит речи! А мы скучно пишем.

В трубку сказали:

– Знаете, первый раз такого председателя сельсовета слышим.

– А я не председатель. Больно мне надо. Уборщица я тут. А Марья Сергеевна в области, совещание у них, как из кризиса выходить.

– Так значит, Соболевкой вы сейчас управляете?

Вопрос насторожил:

– Вам что надо-то?

– С Параней встретиться.

– Приезжайте, отведу к ней.

– Так ждите нас. Не закрывайте сельсовет. Мы на джипе, быстро…

– Сельсовет, он и есть сельсовет: всегда для всех открыт.

Когда толкнули дверь сельсовета, навстречу поднялась дородная Василиса Прекрасная. Маненько в годах уже.

– Это вы уборщица, извините, как вас зовут?

– Уже убралась я, так что теперь вступила в роль сторожа, — был ответ.

– Параня дома, не знаете?

– Дома-то она дома. Но приехали вы неудачно. Если бы мобильный свой вы мне дали, я бы позвонила, чтоб бензин не жгли. К ней, видите ли, Петро в дом зашел…

– Ну и?...

– Идут трудные переговоры.

– Насчет чего?

– Насчет того, кто кому ПДЧ предоставить должен.

– Какой ПДЧ? Они что, в НАТО вступают?

– Все мы куда-то вступаем…

Выяснили мы, что теперь в Паранином дворе крутится новая история. Газ подорожал, и отапливать зимой два дома нет никакого смысла, лучше обоим жить в одном доме. Чтобы обогреть дом, за зиму минимум сжечь надо 2000-3000 куба. Это же деньжища какие.

– Поживи зиму у меня, — говорит Петро. — Сэкономленные деньги сложишь в чулок, Надю выкупишь поскорее.

Но выкуп за друга Параня хочет собрать сама. Своими трудами. А труды ее такие. По селу держатели коров солидарны друг с дружкой, несут Паране творожок или молочко. Она творожок не съедает, начала промысел. По паям ей муку дали, и вот печет удивительные сырники. Удивительные. На базаре покупатели Параню ждут, и даже ей впрок сырники заказывают.

– Секрет прост: она муку через три сита сеет, — сказала «Василиса». — У кого терпения хватит столько раз пересеивать?

А у Петра не та плита — это, во-первых. И от базара он далековато живет, пока донесешь сырники, остынут — это, во-вторых.

– А может что-то и в-третьих, — загадочно сказала сельсоветчица. — ПДЧ — это политика, а политика есть искусство возможного…

Мы округлили глаза: ну и уборщица — то «Тряпкой по морде, грязь размажу…», то Отто фон Бисмарк: «Политика есть искусство возможного…»

Усмехнулась, глядя на наши ошарашенные, дотоле ни разу не мытые сельсоветской тряпкой физиономии. Объяснила:

– Я в МГУ православную философию преподавала…

Боже! Какому Фамусову наступила на мозоль эта рослая дама? Да так, что он воскликнул:

Не быть тебе в Москве —

Подалее от этих хватов,

В деревню, к тетке, в глушь, в Саратов!

Добро бы в Саратов, а то в малодворную Соболевку…

– Кто ж вас сюда? За что? Почему?...

«Софья Павловна Фамусова» выразительно вскинула на нас ресницы, затем наклонилась зачем-то, и мы забоялись, вдруг она таки-да возьмет тряпку…

Достала докторскую про болгар-переселенцев, родной университет через границу гранды не может пересылать, вот пошла мыть полы. Головой книзу лучше думается.

– Переговоры и на сей раз завершились безрезультатно, — заметила меж тем «Сонечка Фамусова», чем опять нас удивила.

Она отодвинула занавесочку:

– Вон Параня провожает со двора своего Петра. Ей пора на пост заступать.

Что за пост? Она дежурит?

– Дежурит… В эту пору Надюху на водопой поведут. Параня подет к посадке, спрячется в кустах, и полюбуется своей ненаглядной.

Мы вышли из сельсовета, и, притворяясь праздношатающимися, подались к посадке. На опушке стояла Параня. Ветер развивал выцветшие ленточки разных политических партий, которыми опоясаны деревья, и эти полосочки помогали Паране маскироваться.
У нас нынче все маскируются полосочками. И крестьяне, и министры…
Параня жила в глубоком нелегальном положении — законсперированнее, чем профессор Плешнер. Засветиться ей было — не дай Боже. Как-то ее Надя заметила — три дня корова надрывно выла на всю Соболевку, пока не охляла. С трудом подняли, но молоко пропало на месяц. Пришлось вводить корову в заблуждение. Паранин двор полностью обезжизнили. Пустовал недели две, чтоб паутина меж столбами протянулась. Потом Надю привели, чтобы лично убедилась: нету Парани — то ли померла, то ли переехала к зятю на Камчатку красную рыбу во время нереста ловить.
***
Когда мы ехали из Соболевки в город, по радио передавали репортаж «Эпоха дешевого газа завершилась».

А жизнь в болгарской Соболевке?
← Гагаузская поезия Котловины-Болбока Дома. А. Киосе →

Комментарии